Морось.
Nine Inch Nails-Leaving Hope


— Слышишь эту мелодию? — Шо закрыл начал водить пальцем в воздухе, словно дирижируя перед неведомым оркестром — Вот она, так четко! Можно даже прикоснуться, если вслушаться!
Всё, что слышал Амано, он с детства привык называть шумом дождя и не более того. Ливень застал их врасплох, во время прогулки по пустынному пляжу. Конечно же, небо заволокло еще ночью, так что проснувшись утром, он наблюдал невеселую картину пасмурных сумерек. Дождь мог пойти в любой момент, но он не мог отказаться из-за этого от внеплановой встречи с Казумасой, которому давно хотелось куда-нибудь сходить. Это "куда-нибудь" оказалось, как ни странно, близлежащим пляжем, куда его потянул радостный вокалист. Там же их и застал весенний, холодный ливень, заставив спрятаться под металлической конструкцией, поддерживающей высокий пирс над головами.
— Ну, неужели не слышишь? — смеялся Шо, подставляя раскрытые ладони дождю и наблюдая, как тяжелые, острые капли разбиваются о кожу. Доски пирса были деревянными, так что через некоторое время вода стала просачиваться и капать за воротник или на и без того мокрые, волосы.
— Дисгармония. Просто шум.
— Как раз таки нет. Уж тебе-то должно быть это знакомо, Тора! Ты должен прочувствовать ритм... Ай! — вокалист недовольно сморщился, когда очередная капелька попала на чувствительную шею — Неприятно та-ак.
Он так забавно выглядит, когда...
Тора не может даже толком продолжить мысль, застрявшую на "когда", потому что милым Шо ему кажется всегда. Когда опаздывает, поет, ругается, недовольно сопит, спит... Торе всегда хотелось увидеть его спящим. Удивительно, что раньше этого не случалось. Наверное, и во сне он такой же серьезный.
— Нууу когда же дождь закончится? — обиженно протянул вокалист, словно дождь и Амано были в сговоре, и теперь предъявление шло непосредственно гитаристу.
— Сейчас отыщу пульт и выключу его — фыркнул Тора, притягивая вокалиста за край плаща к себе — Иди сюда, успокойся. Шо едва ли не споткнулся, не удержав равновесие, но вовремя согнув ноги, оказался прямо на коленях довольного Шинджи, который тут же обхватил руками талию рыжего
— Слушай, ты же замерз.
Кожа и вправду была побледневшей и холодной, и прикосновения пальцев тигра были как ожоги. Горячие, проникающие внутрь до самой кости, словно бы согревая изнутри.
Даже не смотря на дождь, волны накатывали на тяжелый, мокрый песок, оставляя на нем хлопья пены и отсыревшие куски флоры, водоросли и мелких ракообразных, на которых то и дело накидывались чайки.
— Я не замерз — внезапно чуть хриплым голосом ответил Шо, напрягаясь всем телом. Они отрезаны от мира серой шелковой пеленой ливня, скрадывающей все звуки и погружая небольшой кусочек сухого пространства и людей на нем, в шумную тишину. Даже крика очередной чайки, пролетевшей в метре от них, и схватившей рака-отшельника, не было слышно. Только размывающаяся картинка белой птицы, вскрывающей серый панцирь.
От мокрых волос Казумасы веет теплом и так непривычно — мятой.
— Тора, ну я же сказал, что не холодно... — он опирается руками о песок, оборачиваясь ко Амано. И тут накрывает с головой. Обоих. Запахи, звуки, все на второй план — на первом Тора ясно слышит стук сердца. Своего или его, даже не понятно. Всё смешалось — безвкусный воздух и вкус кофе на губах вокалиста, который он пил перед тем, как пойти сюда. Мягкие, теплые прикосновения пальцев Шинджи на скулах. Плащ соскальзывает с плеч Шо, оставляя его в одной синей футболке.
— Амано... стой... — Кохара пытается упереться ладонями в грудь Торы, оттолкнуть его, но выходит слишком слабо, для полноценного сопротивления. Еще пара секунд, и Тора перестает сдерживаться, окончательно повалив вокалиста спиной на полусухой песок, и задрав футболку, яростно пытается обхватить всё тело. Мало, этого недостаточно. Ему нужно большее. Он, не замечая странного, прямого взгляда вокалиста, стаскивает его брюки, проводя ногтями вдоль внутренней стороны бедер и заставляя раздвинуть длинные ноги.
— Мне холодно... — последний раз, отчаянно-тихо говорит Шо, зажмуриваясь и стискивая пальцы на плечах гитариста.
Шелест дождя заглушает короткий вскрик боли, растворяя его в себе.


Дождь так и не прекращался даже на следующий день, то лишь слегка накрапывая, то с силой барабаня тяжелыми каплями по стеклам студии записи. Сага, похоже, от этой погоды впал в депрессию, весь день, практически просидев на подоконнике и меланхолично наигрывая на своей гитаре тихий блюз. Пон и Шо не пришли вообще. Конечно же, Тора знал, почему заболел Шо, но Хирото позвонил Нао, просто сказав, что у него дела.
Желание Амано отчасти сбылось. После случившегося под пирсом, он почувствовал, что лоб вокалиста начинает гореть и не говоря ни слова, вызвал такси, чтобы отвезти его домой. Шо прикрыв глаза, склонил голову на плечо гитариста и тихо задремал. Он и правда, во сне, выглядит слишком серьезным.

— Душно. Тора открой окно, пожалуйста — Нао, репетировавший сольную партию с Сагой, протер темно-красной манжетой рубашки вспотевший висок. Оторвавшись от раздумий, Шинджи рассеянно выполнил просьбу драммера. В нос ударил свежий, терпкий запах воды и мелкие капельки мороси.
И тут снова, как с головой накрыло, вчерашние воспоминания. Такой же дождь и горячее, извивающееся тело. Тора вспомнил, как вчера он дрожал, так, что на поцелуй отвечал с трудом, посиневшими губами.
Амано, ты эгоист, бля.

Кап. Кап-Кап. Кап. Скошенные капли тарабанили по подоконнику, мокрым листьям, сырому асфальту, запотевшему стеклу, создавая невообразимо красивую и захватывающую... мелодию? Тора открыл глаза, вслушиваясь в, казалось бы, простой аритмичный стук капель.
Слышно. Звон колокольчика откуда-то снизу. К нему еще присоединяется глухой стук ударных. Амано оборачивается через плечо на Наоюки, который, прикрыв глаза, казалось бы, аккомпанирует этой мелодии. Её и правда, можно услышать. Её тонкие линии-паутины повсюду. Блестят и переливаются, не смотря на то, что нет солнца.

Внезапно тяжелый металл рингтона нарушает тишину. Нао часто просил Тору не ставить Korn на входящие. К удивлению самого Амано, он видит хорошо вызубренный номер и имя над ним.
— Да?
— Тора... — неловко начинает Шо — Ты не мог бы выйти из студии. Я хочу с тобой поговорить. Только не говори никому! — добавляет вокалист, чтобы Амано случайно не спалил его местонахождение, гениальным восклицанием "Ты здесь!?"
Конец вызова.

— Ребят, мне на пять минут выйти — Нао отстраннено кивает, Сага вообще не проявляет к этому никакого внимания, так что Амано без труда удается свалить.



Шо ждет его внизу, у поворота, ведущего в тупик. На нем повязан толстый, бежевый шарф, почти по самый нос, одни темно-карамельного цвета глаза видно. Шинджи, улыбнувшись, хочет развязать шарф, но едва он делает шаг вперед, как Кохара тут же отступает.
— Шо, ты чего?
— Забудь о вчерашнем — резко и прямо. Как ножом по сердцу.
-...Что? — рука замирает на месте, так и не притронувшись к шарфу — Почему?
— Обстоятельства — коротко отрезает Казумаса — В частности то, что отношения могут развалить группу.
— Нет. Глупости — Амано отчаянно цепляется за разумные доводы, которые могли бы убедить его, что это не так, но все это ни черта не помогает. Потому что прошлое не забывается. Оно лезвием проходит по коже, впитываясь во внутренности, чтобы при каждом удобно случае припомнить и ударить побольнее.
— Разве ты забыл? — поднимает взгляд Кохара — Гивусс? Все эти склоки? Или то, как меня... — он прижимает ладонь к лицу, не в силах произнести это ужасное слово. "Изнасиловали".
— Теперь другое, Казу...
— Вот именно, что другое. Новое. То, что я не хочу терять.
Тонкие пальцы натягивают шарф. Шо знает, какого сейчас Торе, а Тора знает, что чувствует сам Шо. Одинаково. Абсолютно.
— До завтра, Амано-сан.


Уже когда Шо доходит до самого выхода, Амано внезапно вспоминает, что хотел сказать. Сквозь пустой коридор звуки проносятся, эхом отдаваясь от стен.
— Шо! Я услышал!!
Казумаса оборачивается у самой двери, уже схватив ручку, чтобы открыть, и сначала непонимающе смотрит на Тору, но уже спустя секунду, его лицо озаряет искренняя улыбка.
— Наиграй мне её завтра!

Ливень.


Тсунехито раздраженно оттолкнул мелкого вокалиста и прижал его за плечи к стене.
— Ты что думаешь? Ты прямо такой красавчик, каковым тебя считают эти подлизы из начинающих компаний? А вот и нет! Пока на тебя не обратят внимание, ты всего лишь единица, приносящая пользу, деньги и славу. Не тебе, конечно же — басист раздраженно сплюнул, не переставая удерживать вырывающегося вокалиста — Если нам раз повезло, не думай, что мы лучшие. Мы пока что еще, меньше, чем никто!
— Разве я просто не могу заниматься любимым делом? — Казумаса недовольно скривился, приподнимая подбородок — Меня интересует только музыка!
— Это ты сейчас так поешь, Кохара-сан — Тсу хищнически облизнулся — Посмотрим, что будет с тобой через пару лет. Если ты всё ещё выдержишь и будешь выступать.
— Отпусти меня, Тсу!
— Как скажешь — неожиданно-дружелюбным тоном ответил басист, убирая руки — Надеюсь, мы поладим, нэ? Как давно ты окончил старшую школу?
Казумаса поправил пирсинг в губе и сунул руки в карманы, так ничего и не ответив. В этот момент, он понял, почему басист так резко сменил тон. Видимо это было что-то типа проверки, как в частной закрытой школе, где учился вокалист. А сейчас, в проеме двери появилась ещё одна высокая фигура.
— Менеджер из вас сукияки сделает, если вы сейчас же не явитесь на запись! Живо! — скомандовал старший гитарист, махая рукой, обвитой толстыми, шипастыми браслетами. Тсу, тут же испарился, оставляя Тору и Кохару наедине. Амано посмотрел вслед басисту и, повернувшись, тихо выдохнул, неожиданно мягко коснувшись плеча нового вокалиста.
— Прости Тсу, он у нас такой. Просто жесткий и эгоистичный ублюдок — Шинджи улыбнулся, глядя на растерянного Казумасу, нашедшего разглядывание рисунка каменного пола весьма интересным занятием — Кохара, если не ошибаюсь?
Кивок. Казу не очень любил свою фамилию. Амано еще раз вздохнул и неожиданно приподнял пальцами его подбородок. Он задал всего лишь один вопрос, который въелся в память юного дарования на долгие-долгие годы. А момент, картинкой в памяти — его красивая, открытая шея и тонкая серебряная цепь со странным круглым кулоном.
— Ты не пожалеешь об этом?
Боль от разорванного пирсинга все ещё не улеглась окончательно так, что Казу сердито зашипел, когда пальцы гитариста коснулись крови на губах. Он решительно поднял голову, поджимая губы и глядя в темную бездну красивых глаз брюнета.
— Никогда.


Шо отложил старые фотографии, сделанные на полароид, на которых были изображены согруппники, снятые кривляющимися на бэкстейдже. Он сам в очках с черной оправой. Тора и Пон обсуждающие список песен. Нао, как всегда с барабанными палочками в руках и Сагаччи, меланхолично развалившийся на диване со своей басухой. Было много смешных моментов, вроде тех фото Такаши с черными бантиками, Торы с короной или некоторых согруппников, увлеченно тычущих в экран фотокамеры небольшие денрожденные тортики. Кажется, подобные фото были у всех, кроме самого Кохары. Он обычно не отмечал свой день рождения. Шо искренне любил своих друзей, и хранил все фото в большом альбоме с переплетом и обложкой из кожи. А моментов было не мало.
Тонкими пальцами он придвинул прошлогоднее фото, где они всей группой стояли вместе, довольно улыбаясь и показывая пальцами излюбленное «V». В тот день они ездили в загородную поездку, на фестиваль Ханами, поэтому все были одеты в шелковые кимоно. Тот день оставался ярким воспоминанием и до сих пор. В ночном небе, залитом сине-черной краской акрила, распускались яркие, острые цветы фейерверков. Грохот стоял ужасный, а дым чувствовался даже здесь, за километр от места пушек, но не смотря на это, огромная толпа народа радостно восклицала, когда в ночном воздухе разрывался очередной яркий сноп искр, золотым дождем опускающийся на землю. Но он никогда не успевал долетать, тая в воздухе прямо на глазах.
— Вот вы где? — Амано и Наоюки, держа в обеих руках по два ханами данго* присоединились к поджидавшим их с камерами Пону и Шо.
— А где Сага? — вежливо поинтересовался Пон, принимая из рук Торы угощение.
— Пошел помогать девушке вылавливать золотых рыбок** — засмеялся Мураи — Думаю, скоро он снова будет опаздывать на репетиции.
— Вот бабник! — выпалил Тора, задумчиво глядя куда-то в сторону. Пон сделал несколько снимков распускающегося в небе салюта и ржущих без причины одногруппников, и засунул камеру обратно в черный рюкзак, принимаясь за свое данго. Тот вечер запомнился тем, как окруженный толпой Кохара внезапно почувствовал прикосновение теплых пальцев, сжавших его ладонь. Тора все так же не отрывал взгляда от фейерверков, но почему-то загадочно улыбаясь самому себе.


— Хватит! Не могу больше слышать эти визги! — в доказательство своих слов, Тсунехито картинно зажал уши ладонями и отложил бас в сторону — Казу, либо учись петь, либо ну не знаю... иди цветы продавать. Кохара сердито засопел, прижав к себе стойку микрофона. Остальные члены группы спокойно наблюдали со своих мест за этой сценой. Такое случалось уже не впервые. Каждый день басист по любому докапывался до вокалиста, ругая за каждую малейшую ошибку, пытаясь найти хоть один изъян. Как бы ни старался сегодня Казумаса, Тсу всё равно повышал голос и требовал удалить эту ошибку природы из группы. Именно этот довод подхлестывал Казу стараться изо всех сил, почти на самом пределе, когда становиться уже всё равно, будешь ли ты частью состава, или нет.
Устало опустившись на диван, во время перерыва, Кохара откинул голову, рассматривая серый потолок студии. Он вспомнил историю о редких птицах, которые пели невероятно красиво. Они не смолкали, даже если кровь пойдет из горла, потому что хотели выжить и усыпить змею, готовую вцепиться в них. Он явно не птица. К тому же не красивый и не талантливый. Спрашивается — тогда для чего он всё это делает?
Диван проседает и Кохара замечает, как рядом подсаживается Амано.
— Не болит горло?
— Нет. Всё в порядке — кивнул вокалист — Домой хочу.
— Так пошли.
Казумаса в недоумении посмотрел на Шинджи, как будто он сказал несусветную глупость. Но гитарист только уверенно улыбнулся и схватив Казумасу за руку, поднял с дивана.
— Пойдем! Не бойся, Тсу не будет злиться.
Казумаса несколько опешил, но всё же покорно пошел следом, ведомый согруппником. Он не мог знать, насколько следующее утро перевернет его жизнь.


"А что вчера произошло?"
С такой мыслью, Кохара сонно оглядывал светлое помещение чужой комнаты. Он явно был не дома. Память настойчиво продолжала держаться в оффлайне, поэтому парню ничего не оставалось, как снова свалиться на мягкую постель. Обнаженный торс утопал в мягкой перине, так что совершенно не хотелось двигаться.
Вчера Шинджи предложил пойти к нему. Потом был кофе, легкие разговоры на отвлекающие темы, потом он начал жаловаться на Тсу и Амано предложил выпить. А потом... пустота. Ничего не мог вспомнить. Осознание пришло неожиданно.
"Я дома у Шинджи!"
Кохара резко поднялся и тут же услышал протяжное мяуканье и получил довольно больную царапку по бедру. Рыжий, полосатый кот, до этого спавший под боком Казу, выскочил из-под одеяла и сердито прижав уши к голове, смотрел во все глаза на гостя.
— Ты кто? — спросил кота вокалист, на что животное навострило уши, всем своим видом демонстрируя "А ты слепой что ли?" Кончик хвоста дергался из стороны в сторону, из чего можно было заключить, что кот всё ещё зол за подобное с ним обращение. Казумаса хотел погладить его, но животное дернуло ушами и сорвалось к выходу из спальни, навстречу вошедшему хозяину квартиры.
— Доброе утро, соня — Амано взял рыжего кота на руки — Выспался?
Шинджи казалось, что с утра, растрепанный вокалист выглядит гораздо красивее, чем в гриме. Не сказать, что бишонен, но очень привлекательный. Да и рыжий цвет волос ему очень идет.
— Сколько времени? — протирая глаза, сонно прохрипел Казумаса.
— Десять часов уже. Ты любишь поспать, однако — рассмеялся брюнет, увидев какие глаза состроил вокалист, услышав такую цифру — Извини, так не хотелось тебя будить.
— Тсунехито меня закопает — Казу откинул одеяло и опустил ноги на холодный паркет — Сегодня ведь не выходной и никто нас не отпускал!
— Я ему позвонил и он отпустил.
— Что?— Кохара недоверчиво уставился на довольно улыбающегося гитариста — Да быть не может!
— Может — уверенно заявил брюнет, склоняясь ниже — Всё может...
Память должно быть похожа на девицу при пмс. То отворачивается, не желая принципиально ничего говорить, то как назло, ярко и четко обрушивает все картинки прошлой ночи.
Горячие прикосновения на коже, терзающие губы поцелуи, расцветающие на коже красные пятна от укусов. Казумаса выгибается всем телом, теряясь в небывалых ощущениях, ловит губами губы Амано и впивается ногтями в плечи, требуя ещё. Больнее и глубже. Внутри все горит, низ живота тянет, и кажется что вот-вот умрешь от безумного наслаждения. Шинджи что-то говорил — тихо и нежно, зарывшись носом в затылок вокалиста, только что именно — напрочь стерлось из памяти.
По медленно изменяющемуся выражению лица Кохары, Амано все понял.
— Вспомнил-таки?
— Что ты... ? — договаривать ошарашенный вокалист не стал. Резко дернувшись, он слетел с кровати, на ходу одевая свои вещи. Сейчас он лихорадочно соображал, что делать дальше. Он и Шинджи. Это просто невозможно. Он молил Бога, чтобы все это оказалось всего лишь плохим сном.
— Не отпущу — Амано прижал Кохару к полу всем своим тяжелым весом, до боли стискивая тонкие запястья вокалиста — Никуда. Никогда. Ты мой! — тихий, яростный взгляд пригвоздил Казумасу не хуже грубой силы. Он не мог пошевелиться или даже просто оторвать взгляд от его темных глаз, с серо-дымчатой оболочкой. Как будто внутри, там в зрачках вот-вот разразиться ночное торнадо.
Вокалист растерянно захлопал ресницами, не зная, что ещё надо делать в подобной ситуации. Знал он только одно — что после слов гитариста, сердце бешено забилось в груди.
Как такое возможно, что его...
— Ты принадлежишь мне — еще раз прошептал Амано, касаясь губами маленького холодного колечка в губе вокалиста.


— Шо, ты спишь что ли? — Тора осторожно положил руку в перчатке на плечо Казумасы, который, как выяснилось задремал на студийном диване, пока рассматривал фото-полароиды.
— А... да нет, просто устал — собрав все фото в одну кучу, соврал рыжий, стараясь не смотреть на Амано. Хотя его и так было не особо видно из-за пушистого шарфа и больших темных очков. Значит, так же, как и Казу страдает бессонницей.
— Тебе надо отдохнуть — сочувственно покачал головой гитарист
— Надо — не стал спорить согруппник — Я домой.
Не смотря на всю боль и, наверное бесконечную, смертельную усталость, тихое сумасшествие от такого ритма жизни, Шо все равно не жалел о том выборе, что сделал когда-то. Когда у него спросил Тора.


----------------------
*Ханами данго — традиционное угощение на праздник цветения сакуры, состоящих из трех десертных цветных шариков на шпажке.
** Вроде как, традиция вылавливать маленьких рыбок сачком, которых потом отдают победителю рыбалки.

Колокольчики

Helalyn_Flowers_-_Sitting_On_The_Moon_(Acretongue_Remix)


— Амано Шинджи, перестань, кому я сказал! – Казумаса закусил до боли губу, чтобы не застонать, от приятного ощущения теплых пальцев вдоль живота. По всему телу разливалось горячее тепло и хотелось большего. Но не здесь и не сейчас. Ребята вот-вот должны были явиться на репетицию, и Казу как-то не радовал тот факт, что они подумают, если застанут его с Шинджи, тискающихся на диване.
— Всего один раз, и на сегодня отстану, обещаю – выдохнул куда-то в шею гитарист, нетерпеливо расстегивая рубашку на вокалисте – Ты мне должен между прочим, из-за тебя я не могу нормально выспаться.
— Кто бы говорил! – шутливо-сердито воскликнул Кохара, упираясь ладонями в грудь брюнета – Тогда я вообще не сплю!
— Спииишь
— Неа!
Спор ни о чем. Просто им обоим сейчас надо было что-то говорить, лишь бы эти слова всё ещё держали их желания в узде.
Но все, же первой жертвой перевозбуждения пал гитарист. C тихим рычанием, он повалил рыжего вокалиста на диван, прижимаясь к нему всем телом, чуть ли не яростно расстегивая пуговицы, так, что некоторые отрываются и с глухим стуком катятся по полу.
— Амано... пожалуйста... — остановить взбудораженного согруппника уже почти не представляется возможным, да и не слишком уже хотелось. Наоборот, ощущение, что вот-вот сейчас кто-то может наблюдать — невероятно возбуждало. По коже пробегали ледяные мурашки и единственное, чего сейчас хотелось больше всего на свете -почувствовать его в себе. Смотрите, смотрите, разве это не чудесно? Наверное, самая красивая картина в мире.
Кохара запоздало вспомнил, что в пустой студии нет никаких приспособлений — ни смазки, ни презерватива, да и само его положение на диване весьма некомфортабельно. Совершенно не романтично. Но его мысли банально прервались с хлопком двери.
— О, ну надо же! — Кохаре показалось, что земля уходит из-под ног.
Как всегда довольный Юу ворвался, не постучавшись. В принципе он считал, что не должен соблюдать подобные приличия, входя в собственную репетиционную — Как это мило — расплылся в улыбке драммер.
-Это...
"Не то, что ты подумал!" Кохара не успел договорить.
Амано, внезапно притянув его к себе одной рукой за плечи, бодро улыбнулся.
— А что тут такого?
— Не. Ничего — скосил взгляд драммер — Смотрите, как бы это во вред не обернулось.
Шинджи замолчал на несколько секунд, так что можно было почти физически ощутить напряжение. Но потом всё же кивнул.
— Не обернется.

Шо имел плохую привычку, не смотря ни на что, засыпать где угодно и в каком угодно положении. Хоть это и раздражало многих, и как бы он не пытался избавиться от этого, но как говорят — привычка вторая натура.
Дождь и хмурая погода за окном, только способствовали крепкому, здоровому сну. В последнее время спать хотелось всё больше и больше. Казумасе казалось, что он спит, даже когда бодрствует. Все слышит, видит, чувствует, но — как будто под водой. "Непроснувшийся"
Летний, теплый ливень, только усилился, всё настойчивей выбивая дробь по стеклу и тихо негодуя, что его не впускают внутрь. Alice Nine отыграли ещё один концерт, как всегда успешно и теперь больше всего хотелось лечь и заснуть мертвым сном. Шо приелся успех. Слишком...слишком всё идеальным кажется, аж страшно. Он помнил, это как иногда больно — падать вниз. Тора, наперевес с гитарой, зашел в пустую студию, где обычно было шумно с самого утра и до поздней ночи.
Все уже давно разъехались по домам, и находиться в этом месте было так необычно. Амано приложил ладонь к холодным шершавым обоям, вспоминая сколько они всего пережили в этих стенах. Радости и поражения, драки, вдохновение, влюбленность, страсть, кофе и сигареты каждое утро, хорошие новости и смертельная усталость. И все это всегда вместе. Ну, или за исключением вокалиста.
Казумаса всегда держался отстраненно, хоть и был частью группы. Навряд ли кто-то, кроме Торы, знал о нем так много, хотя даже сам гитарист подозревал, что знал как раз таки лишь верхушку ледяного айсберга. Он всегда оставался загадкой, которая не по зубам никому, даже самым близким.
Лучики заходящего солнца плавно перетекли на спящую фигуру на диване, которую Тора заметил только сейчас. Он мирно сопел, подложив ладони в белых перчатках под щеку с таким серъезным видом, что Шинджи не удержался от легкого смешка. Вредный, упрямый лисенок.
Раньше Тора не видел его таким спокойным и умиротворенным. Спящим его видеть, не смотря на его привычку везде и всюду нагло дрыхнуть, Амано почти не удавалось. Разве что в тот раз, после случившегося под пирсом.
Шинджи представлял, как бы он выглядел с утра — сонный, помятый, с красным отпечатком подушки на щеке и разметавшимися светло-рыжими волосами. Таким, было бы его здорово увидеть. Ещё когда они встречались в гивуссе, Шо всегда вставал раньше и готовил завтрак, а Амано по обыкновению валялся до полудня. Раньше эта нежность, казалась такой не важной, и всё это было не нужным. Казалось, вроде как романтические сопли.
Тора опустился на колени, перед диваном, на котором развалился спящий вокалист и слегка коснулся его щеки. Такой родной и такой далекий теперь. Запутавшийся в себе и своих чувствах. Нет, Шо, все-таки ты мой.
Навсегда.


В тот день вся команда гивусс отмечали в квартире драммера удачно завершившийся концерт. Это казалось столь невероятным, что окрыляло согруппников на новые продвижения. Каждый из них верил, что пока есть хоть один человек, который будет слушать их, ждать их песен и искренне верить в них, они будут сильны продолжать дальше и идти вперед даже ради одного человека. Так казалось им тот последний вечер.
— Эээй, Тсун-э-э-э! Харэ дымить, как паровоз, выйди на улицу что ли! — протестовал Юу, делая большие глотки пива — Я терпеть, не могу запах сигарет!
Басист неопределенно кивнул и выбросил сигарету в открытую форточку. Сейчас ему было не до веселья.
— Эй-эй, выпей давай, Тсу! — Рей помахал баночкой сакэ в руке — Айда, за нашу успешную деятельность!
Тсуне обвел взглядом комнату, забитую людьми. Помимо самих музыкантов, присутствовали их девушки, друзья из других групп и сэмпаи.
— А где Амано? — басист взъерошил свой черный гребешок волос и сделал рассеянный, любознательный вид. Какая-то из девушек указала в сторону ванной.
— Он ушел с Юико, похоже.
— Вот ка-а-к? — Тсунехито первым увидел, как минут пятнадцать назад, миниатюрная рыжая девушка, с короткими волосами, глупо хихикая, увела нажравшегося в стельку гитариста куда-то из комнаты. Вопрос был озвучен лишь для одних ушей. И кажется, вполне возымел эффект.
Палочки Казумасы замерли над тарелкой. Во всеобщей, пьяной эйфории, никто не заметил, как глаза вокалиста потемнели, а отстраненный вид выдавал его чувства с головой. Никто, кроме Тсу. Всё по плану.
— Простите, я выйду. Здесь очень душно — эта фраза Кохары, тоже по плану должна была сейчас прозвучать. Тсунехито не спеша отсчитывает секунды. Одна, вторая, третья, четвертая. На восьмой делает шаг вперед, по пути доставая очередную сигарету. Юу только рад, что его дом хоть не до конца пропитается дымом.
Оказалось, найти вокалиста, задача не из простых. Если он только по дури своей не убежал вовсе домой. Тогда план сорвется.
Однако в этот раз басист ошибся. Всё просто и романтично — Казумаса нашелся сидящим на скамейке в парке, за домом. Уже совсем стемнело и издалека был виден только сгорбившийся силуэт, освещаемый бледным лунным светом. Он даже не плакал, просто сидел, уставившись куда-то вперед собой.
— Я думаю ничего серьезного не будет — Тсу сделал шаг из темноты, заметив, как Кохара вздрогнул от неожиданности.
— Тсу. Ты так бесшумно ходишь.
— Бывает — улыбнулся басист, подсаживаясь рядом — Ты не замерз здесь?
— Нет — дрожащим голосом произнес вокалист, не отрываясь от созерцания темноты между деревьями — А ты...?
— Просто наш драммер няшка и ведет здоровый образ жизни, завидуя всем, кто курит — ухмыльнулся Тсуне. Вот эта часть сейчас поддавалась с большим трудом. Точнее он просто не знал, как начать. Приобняв его одной рукой, басист удовлетворенно оскалился
— Тебе будет куда пойти, Казу.
— Что? Что ты... — в следующий момент он уже осознал себя лежащим под брюнетом, пригвоздившем его за запястья к земле.
— Тихо-тихо. Тебя не должны услышать, лисенок — Тсунехито наклонился, ласково укусив мочку уха — Правда, ведь?
— Отвали, сказал! — Кохара уперся ладонями ему в грудь, всеми силами пытаясь спихнуть с себя — Тсуне!!
— Я слишком долго ждал — неожиданно басисту яростно захотелось убить его. За слепоту и за холодное отношение и за...то что не разглядел, даже не мог подумать, что на самом деле испытывает брюнет по отношению к нему. И что хуже этого — его, Тсунехито, место занял этот долбанный, зеленый гитарист.
— Ты же меня ненавидишь... — голос вокалиста внезапно оборвался. Казумаса несколько раз кашлянул, но так и не смог выдавить из себя ничего, кроме хрипа. Тсунехито заглянул в расширившиеся от ужаса зрачки, и ему сейчас было абсолютно плевать, что некоторое время вокалист не сможет петь. И говорить. Так даже лучше.
— Всё это время, он отнимал тебя у меня. Ненавижу таких эгоистичных собственников, как он — словно в безумии, шептал басист, нежно проводя пальцами вдоль расслабленных запястий. Тонкие синие вены выделялись на бледной, лунной коже, будто развилки рек. Так красиво. Безумно красиво — Всё это время, я любил тебя — закончил брюнет, нетерпеливо расстегивая рубашку и брюки вокалиста.
Рыжий, будто очнувшись от оцепенения, начинает неистово рыпаться и выворачиваться, но всё оказывается бестолку. Какие должны быть силы у басиста, чтобы, не моргнув глазом сдержать такой яростный отпор?
Вокалист чувствует, как под ногами скользят прошлогодние листья, не давая никак вывернуться вперед и убежать подальше. Рукам и спине холодно. И больше всего на свете хотелось истошным криком позвать Амано. Казу в панике зажмурился, из всех сил мысленно призывая гитариста, прекрасно осознавая, что это все равно бесполезно. "Пожалуйста, Шин, помоги! Боже, прошу тебя! спасите кто-нибудь! Шинджи, где же ты?!"
— Он не придет. И никто тебя не спасет, мой лисенок — холодные пальцы Тсуне прошлись вдоль обнаженной поясницы. Он прекрасно знал, о чем думает его маленькая жертва, но не мог позволить ему просто так удрать. Не мог отказать себе в последнем желании почувствовать его, пусть даже таким грубым способом.
— Пожалуйста...не надо Тсу... — последний раз хрипло произнес вокалист, сильнее зажмуривая глаза и представляя, что это происходит сейчас не с ним. Тсунехито прекрасно понимал, что с этого момента Givuss прекратит свое существование.

— Казу! Прошу тебя ответь! Хватит меня игнорировать! Дай мне всё объяснить тебе, пожалуйста! Казу... Пожалуйста, возьми трубку! — теперь уже бывший, вокалист гивусса, поднял голову и меланхолично посмотрел на разрывающийся от звонков автоответчик. Шин пытался дозвониться уже несколько дней. Приезжая сюда, он часами простаивал у двери, умоляя, упрашивая, угрожая, но ему так никто и не открывал. Он и правда винил во всем себя. Сколько раз он говорил, как сожалеет, что переспал с той девчонкой, что был смертельно пьян, что так получилось. Кохаре было откровенно наплевать и на эту девочку и на измену, в общем. Ничего теперь в этом страшного не было. Отвратительным было то, что сделал он сам. Точнее, сделали с ним.
Неважно-неважно.
Телефон смолк, и парень, поправив свои спутавшиеся волосы, начал вспоминать, сколько же дней он почти ничего не ел и даже не принимал душ. Ноги просто не хотели слушаться. Как и всё тело в общем. Его будто выключили, как люминесцентную лампочку.
Трезвон мобильника. Теперь гитарист решил пробовать так. Ну что ж. Тихая плавная мелодия Lovelessа в исполнении луна си, отразилась от стен и смешалась с шелестом дождя за окном. Казумаса сполз по спинке кровати на подушку, скрючившись и поджав под себя ноги, нашептывая почти вслух одно единственное желание.
Боже, оставьте меня в покое.


Проснулся вокалист, как ни банально, от сильного сосущего ощущения тяжести в животе. Последний раз он ел ещё вчера, а сегодня часы показывали восьмой час вечера. "Ну и ладно! Умру от голода" — отстраненно подумал Казумаса, пытаясь поднять хотя бы руку. С трудом, но он ещё не забыл как двигаться, да и умирать особо не хотелось. На кухонном столе обнаружились, оставленные пару дней назад, фрукты и засохший хлеб. В холодильнике полупустой пакетик несвежего соевого молока. Да, ему давно пора наконец сходить в магазин или заказать что-нибудь на дом. Вторая мысль оказалась заманчивее первой, ибо в этом случае не придется выходить на улицу и шансы нарваться на Амано, приравнивались к нулю.
Кохара понимал, что не сможет прятаться вот так вечно, но сейчас ему было необходимо одиночество. В тот вечер, он чувствовал себя отвратительно и мерзко. Липкое чувство стыда и страха покрывало тонкой пленкой все его тело. Тсунехито провел ладонью по его мокрым, от слез, щекам, чуть нежно улыбаясь.
— Я распускаю группу, сладкий. Так что этого больше не повторится — короткий, осторожный поцелуй в шею — Забудь обо всем, что здесь случилось и иди дальше. Не зря же я столько тебя тренировал.
Поднявшись на ноги и застегнув ремень на джинсах, басист заботливо укрыл вокалиста своей накидкой. План завершен успешно. Givuss потерпел полный провал и частично в этом был виновен сам Казумаса.

Горячая вода приятно расслабила ноющие от неподвижности мышцы. Вокалист уперся ладонями и лбом в прохладный кафель душевой кабины, устало прикрыв глаза. Что делать он понятия не имел. Надо объясниться с Амано, но все силы словно куда-то исчезли. Больше всего он боялся, что не выдержит этого разговора и...заплачет.
"Давай, Кохара, не будь тряпкой. Хватит поджимать хвост, в конце концов, от этого никому не станет лучше" — совесть выдавала длинные резонные монологи, которые парень откровенно отказывался слышать. Теплые, ласкающие кожу струи обволакивали всё тело, создавая непередаваемое ощущение комфорта и уюта. Впервые за долгое время, Казу чувствовал себя более чем хорошо.
На какой-то миг ему показалось, что в комнате что-то грохнулось на пол, но прислушавшись, бывший вокалист больше не засек ни звука. Возможно, просто показалось, из-за шума воды.
"Всё-таки я поговорю с ним" — согласился со своими мыслями рыжий, открывая дверь ванной — "Не знаю что ему скажу, но..."
— ААА!!! — неоконченная мысль резко оборвалась испуганным вскриком Кохары, когда его талию неожиданно обвили чьи-то сильные руки и прижали к вокалиста груди. Шинджи зарылся носом в ароматные, после душа, мокрые и мягкие волосы на затылке, удерживая брыкающегося любовника так крепко и нежно, будто это не стоит абсолютно никаких усилий.
— Казу, это я, успокойся — тихо прошептал гитарист, чувствуя, как тело в его объятиях безжизненно обмякает. Казумаса все ещё держался за сердце, пытаясь дышать ровнее и увереннее. И тут до него дошло, что дверь в квартиру то, не открывалась уже пару дней. И сейчас оставалась так же при своем положении.
— Шинджи! Какого хрена ты тут делаешь?!
— У тебя было окно открыто, вот я и... решился — не глядя, ответил брюнет. Хозяин квартиры поочередно смотрел на раскрытое наполовину окно в комнате и на прижавшегося к нему, словно щенок к матери, согруппника.
— Ты... Не в курсе... у меня шестой этаж... — от растерянности Кохара пару секунд только раскрывал рот, пытаясь построить из отрывков мелькнувших мыслей цельное предложение. Наконец, в голове будто вспыхнула неоновая надпись, которую он не замедлил высказать — АМАНО, ТЕБЕ ГИТАРОЙ ПОСЛЕДНИЕ МОЗГИ ВЫШИБЛИ!!? Какого черта!? Ты спятил!? Ты же мог запросто упасть и... Боже! — только сейчас он заметил, что у брюнета кровоточит ладонь, которую он до этого старательно прятал — Идем сейчас же! Живо!
В ванной Амано растерял последние остатки самообладания и жалобно пищал, пока его руку жестоко дезинфицировали и перевязывали.
— Запомни, руки это твой инструмент и без них ты не сможешь ничего добиться — сурово настоятельствовал Казумаса, с деланным обиженным видом глядя на свою жертву мед. практики. Шин только едва кивнул, не отрывая смущенного взгляда от выложенного темно-синей плиткой пола. Почему-то сейчас не хотелось видеть укоризны в глазах Казу.
— Казумаса... — неловко нарушил тишину брюнет — ...Прости меня. Я, правда, был очень пьян и не ведал, что творил. Тем более, когда перед глазами мутная пелена, а она была очень похожа на тебя... Ну, я готов пойти на что угодно, чтобы ты простил меня. Обещаю, такого больше никогда не повторится...
— Зачем ты мне всё это сейчас говоришь, Шинджи? — бывший вокалист устало выдохнул, отпуская перебинтованные ладони гитариста — Группы больше нет. И повода встречаться тоже.
— Казумаса, да, в конце-то концов, почему!!? Группа — не причина! — гитарист яростно ударил здоровой ладонью по столу, отчего прозрачный стакан с водой с грохотом полетел на пол — Я люблю тебя, идиот, понимаешь ты это или нет!? Если тебе так нужен этот фактор, пожалуйста, будет группа! Только... — голос сорвался на сдавленный хрип. Шинджи резко опустился на корточки и положил голову на худые колени растерянного вокалиста. Судя по всему, больше он ничего произнести не мог. Впервые за все время, что они были вместе, Казумаса видел слезы этого сильного человека.
— Шинджи... прости.
— Что...? — гитарист поднял красные глаза — Что ты хочешь сказать?
— Меня изнасиловали. Тогда в парке — без предисловий, ровным голосом сообщил Казумаса — Поэтому, мне нужно пока побыть одному.
На несколько секунд воцарилась немая тишина.
— Ты... ты хоть понимаешь, что ты несешь!!? — ошарашено воскликнул потрясенный согруппник, делая шаг назад — Кохара, твою мать, почему ты молчал?! Кто это сделал? Ты видел их лица?!
— Нет.. — секунду спустя ответил вокалист — Я не хочу больше думать об этом. Просто такова моя причина.
— Глупый...дурной ты, Казумаса! — Амано с силой прижал его к себе за плечи, угрюмо положив голову на плечо — ...дурной идиот.
Спорить с вокалистом, как убедился Шин на многократной практике, абсолютно бесполезно, поэтому оставалось лишь молча искать того, кто это сделал, стараясь не выдать своих планов рыжему любовнику. Казу не сопротивлялся крепким, чуть сдавливающим объятиям, зная насколько сейчас больно самому гитаристу. Поправив светло-рыжеватую прядь волос, он снова тихо и нежно попросил прощения.


Опаздывать уже стало постоянной привычкой Казумасы, но опаздывать почти на час, было слишком даже для вокалиста. А все из-за его эгоизма. В последнее время чувствовал он себя отвратно — постоянно кружилась голова, и кофе не давало никаких результатов, спать хотелось неимоверно. Утро выдалось особенно гадким. Мелкая морось поливала асфальт и попадала за шиворот куртки. Шо проснулся автоматически, пробужденный внутренними часами, но похоже и эти часы надо было переводить. Так, как он ночевал не дома, мобильник был выключен, батарея полностью села и будильник не сработал. Рядом с ним пошевелилась какая-то девушка. Стройная, почти юная брюнетка, лет под двадцать пять. Видимо он вчера подцепил её и привел в отель, где и проснулся этим пасмурным утром. Она была абсолютно раздетой, из чего вокалист заключил, что они явно переспали. Но как, ни странно, ему было плевать.
Пока он одевался и собирался на репетицию, девушка даже не пошевелилась, всё ещё сладко посапывая и уютно свернувшись в одеяле. Она была чем-то похожа на Тору. Шо снова одернул себя, что не стоит слишком часто думать о нем.
— Э?! — это было первым звуком, на момент того, как Шо, запыхавшись, вбежал в студию. Глаза от удивления полезли на лоб и он сделал шаг обратно, глядя, на то что происходило за барабанной установкой. А именно то, что возбужденный младший гитарист, усевшись на колени драммера, неистово впивался в губы, откровенным и глубоким поцелуем. Нао, прикрыв глаза от наслаждения, зарылся пальцами в светлые волосы Пона, притягивая его в себе ближе.
— Эмм...Шо? — услышав шум за спиной, Хирото обернулся и заметив ошарашенного вокалиста, во все глаза уставившегося на них и густо покраснел — Ты что тут делаешь?
— Как бы на репетицию пришел — задумчивым тоном выговорил Казумаса, подбирая челюсть — Что это значит?
— Ты не звонил ему Нао? Вот блин! — надув губы, Пон снова обернулся к объекту своей страсти. Наоюки едва заметно кивнул, не отпуская Хиропона от себя.
— Шо, ты был недоступен. Я тебе и на домашний и на сотовый звонил и голосовое смс оставил. Репетицию на сегодня нам отменили. А сюда я пришел по нескольким важным делам, ну и соответственно, Пон увязался за мной — мило улыбаясь добавил драммер, на невысказанный вопрос — Так что иди домой.
— Ум...ладно — неуверенно ответил Шо, засовывая руки в карманы джинс — Тогда до завтра.
— До завтра, Шо-чан! — помахал рукой улыбающийся гитарист.
Уже в дверях, почти закрывая за собой дверь, вокалист помедлил, не зная, стоит ли задавать такой глупый вопрос. Через секунду, он кивнул, соглашаясь со своими мыслями. Губы дрогнули, когда он попытался открыть рот.
— А вы Тору не видели?
— Амано? — Нао задумчиво посмотрел в потолок — Если ты не в курсе, ему вчера стало плохо и он сейчас на обследовании.
— Что?!!


— Гитара по-сути очень тяжелый инструмент, поэтому не мудрено, что у него проблемы с позвоночником. Не беспокойтесь, это болезнь многих гитаристов, поэтому тут ничего удивительного. Он поправится со временем, не беспокойтесь — пока Шо выслушивал всю эту тираду врача, с блестящими глазами пытающегося его успокоить, он неотрывно наблюдал как тихо и ровно вздымается грудь спящего гитариста. По сути, сейчас ему нельзя было здесь находиться, но после той истерики, что он устроил в приемной, врачи разрешили повидаться с ним одну минуту.
Амано спал. Как спят уставшие люди, после долгого тяжелого рабочего дня. Ресницы изредка дрожали, иногда даже непроизвольно-рефлекторно дергались тонкие пальцы. От легкого дыхания прядь черных волос, спадавшая на нос, немного шевелилась и щекотала кожу, и казалось, что гитарист изредка недовольно морщится. Шо нежно улыбнувшись, протянул руку, убирая мешавшую прядь. Так много хотелось бы ему рассказать.
— Тора, я... — прошептал он про себя, но внезапно его отвлек скрип открывающейся двери. Секс-символ группы
во всем своем меланхоличном великолепии. Сага взъерошил светлые волосы, кивая на спящего согруппника.
— Привет. Как он?
— Нормально — ответил вокалист, оборачиваясь обратно к кровати больного — А ты что здесь...?
После того, что случилось в темном парке, где его насильно взял Тсу, Шо опасливо относился ко всем басистам. Глупо? Только со стороны того, кто не испытал этого на себе.
— Проведать пришел, как и ты — Сакамото оглядел Кохару с ног до головы — Ну и кипишь ты там устроил.
Смешок. Шо сердито надул губы.
— Не твоё дело.
— Ах вот как? — вокалист проморгал тот момент, когда Сага успел подойти вплотную и обвить его руками за плечи, шутливо прижимая к себе — Маленькая принцесса дуется?
Однако реакция вокалиста заставила его застыть в изумлении. Шо резко вскрикнул и с силой оттолкнул басиста от себя чуть ли не при помощи ног. При этом взгляд у него был весьма испуганный. Повисло тяжелое молчание, во время которого оба согруппника разглядывали друг друга. Сакамото — удивленно, Кохара — так, словно увидел призрака. Реакция не самая обычная на простое невинное объятие. Шо виновато опустил голову и его шепот нарушил тишину.
— Не надо меня трогать.
Внезапная догадка пришла в голову Саги и он оперевшись плечом о стену, приложил пальцы к губам. Возможно ли...? Другого объяснения такой реакции просто быть не может.
— Шо, я слышал когда-то от Торы, что ты пострадал в результате...насилия — запнулся Такаши, наблюдая за движениями вокалиста, который услышав последнее, поднял на басиста испуганный взгляд — И судя по твоей реакции... Тсунехито, верно?
На этот раз голос Шо прозвучал низко и тихо.
— Заткнись.
— Почему ты боишься сказать ему об этом? — басист, не обратив на рычание никакого внимания, кивнул в сторону гитариста — Ты делаешь хуже себе и всем остальным, Шо. Особенно ему.
— Замолкни.
— И ты хочешь продолжать молчать?
Вокалист яростно вскочил, опрокидывая стул и сжимая ладони в кулаки. Слышать о том, что он трусит...он в конце концов делал все ради Амано! И ради целостности группы. Чувства, которые он старался глубоко похоронить внутри себя, снова откликнулись слабой дрожью в сердце. Он всё делал правильно.
— Я... я... — Шо со злостью смотрел в глаза саркастично ухмыляющемуся согруппнику, и внезапно выкрикнул то, что так тщательно хранил и оберегал все эти годы, не позволяя никому увидеть то, что на самом деле чувствовал — Я люблю его!!

— Наконец-то ты сказал это, Шо... — тихий, низкий голос прорезал наступившее после признания неловкое молчание. Кохара удивленно и растерянно покосился на руку Торы, который мягко улыбаясь, нежно сжимал ладонь вокалиста — Я думал так и умру, не услышав этих слов от тебя.
Гитарист улыбался, едва приоткрыв глаза. И одним резким рывком, прижал потрясенного согруппника к себе, так, что Шо почти всем телом оказался на его коленях. Ладони вокалиста уперлись в подушку.
— Тора... ты не...
— Да от твоих визгов проснулся бы кто угодно! — внезапно смешно фыркнул брюнет — Никакого покоя!
Вся растерянность Казумасы вмиг сменилась на негодование.
— Что!? Да я же о тебе беспокоился! Я... — краем уха, Шо показалось, что он услышал доносящийся из раскрытой форточки, звон маленьких колокольчиков, но и это отошло на второй план. Потому что всё вокруг заглушилось и померкло, а Казу чувствовал только нежный поцелуй Шинджи, на своих губах. Казалось, что столько времени было упущено зря, из-за кое-чьего эгоизма. Шо нетерпеливо запустил ладони под больничную рубашку Торы и провел тонкими пальцами вдоль лопаток, вздымающихся при каждом движении, будто крылья. Весь такой ломкий, тонкий, острый...
— Прости, Амано...прости меня... — сквозь поцелуй всхлипнул вокалист, безудержно прижимаясь к Торе -...Прости.

Сага тактично отвернулся, и тихими шагами вышел из палаты. В приемной, он аккуратно поправил свои светлые, спутавшиеся волосы и довольно кивнул своему отражению. Застегнув замок на молнии, вышел под моросящий дождь. Небо было затянуто серо-свинцовыми тучами и он безрадостно вспомнил об отсутствии доселе не такого важного предмета, как зонтик. Все сейчас к лучшему. Одеть солнечные очки в такую погоду и никто ничего не заметит, хоть он и будет выглядеть странно, но это же Япония, тут все выглядят странно. Ведь басист приходил к Торе изначально, только с одной целью — сказать, что он не отступиться от Шо.


OWARI.